— Забавно, правда? — невпопад заметил Крэддок.
Это было более чем забавно. Это было ужасно. В кровеносной системе много разнообразных клеток, весьма специализированных. Но образец, нанесенный на стеклышко, нельзя было сравнить ни с чем, что Рафт видел прежде. Красные кровяные тельца имели овальную форму вместо круглой, а вместо лейкоцитов хаотически двигались какие-то организмы, покрытые ресничками. Их движения были быстрыми… слишком быстрыми!
— Они здорово замедлились с тех пор, как я увидел их впервые, — заметил Крэддок. — Поначалу они кружились так быстро, что я даже не мог их разглядеть.
— Но куда подевались лейкоциты? И без белых телец в крови Перейра умрет. Нет, видимо, мы где-то ошиблись. Попробуем еще раз.
Они повторили анализы, но без результатов. Какой бы тест ни приходил им в голову, реакции были те же, что и у обычной крови. Более того, подвижные создания не вредили организму. Когда в образец ввели токсичное вещество, реснитчатые организмы образовали вокруг него барьер, точна так же, как это сделали бы фагоциты, причем их действия оказались эффективнее раза в три.
Стеклышко с препаратом крови дрожало в искалеченной руке Крэддока, сверкая отраженным светом.
— Это мутация, — сказал он. — Эти штуковины лучше белых кровяных телец.
— Но куда же они делись?
— Откуда мне знать? — Пальцы Крэддока скользнули в карман, где лежала старая тетрадь. — Здесь командуешь ты, а не я. Это твои проблемы.
— Не уверен, так ли это, — медленно произнес Рафт. — Что означала эта ваша болтовня о солнце и воде?
Крэддок замялся, потом лицо его скривилось в усмешке.
— По-моему, все в полном порядке, — сказал он, повернулся и вышел.
Рафт посмотрел ему вслед. Что за всем этим крылось? Крэддок явно знал Перейру. Да, но как происходил их разговор? Может, какое-то чревовещание? Рафт фыркнул, подумав об этом. Нет, Перейра был в лаборатории вместе с Крэддоком, а затем, похоже, прошел сквозь массивную стену.
Что все это могло значить?
Рафт вернулся в лабораторию, но это ничего ему не дало. В рациональном, современном мире 1954 года не было места таким чудесам. Кстати, а где сейчас Перейра?
В кабинете, где он заснул на кушетке, его не оказалось. Рафт ненадолго остановился в коридоре, чтобы обдумать свои дальнейшие действия, и тут до него донесся звук, от которого кровь прилила к голове. Он почувствовал себя так, словно слабые, едва заметные симптомы зла внезапно проявились в полную силу.
Слабо затарахтел двигатель, а ведь моторке некуда было плыть в такое время.
Рафт пошел к реке, по пути прихватив фонарь. Издалека доносились крики — другие тоже услышали двигатель. На берегу мелькнула фигура Мерридея.
Рафт направил фонарь туда, откуда доносился звук мотора. Гладкая поверхность реки заиграла алмазными бликами.
Оставляя борозду на сверкающей воде, моторка удалялась от берега, уходила за пределы досягаемости фонаря.
Уже на границе тьмы луч света выхватил из мрака лицо Перейры, тот оглядывался через плечо, скаля при этом белые зубы. В его смехе звучали торжество и та особенная гордость, которую Рафт почувствовал еще раньше.
В лодке сидел еще кто-то, но Рафт не сумел разглядеть этого человека. По очищенному от зарослей берегу бегали индейцы, некоторые начали спускать на воду каноэ, что, разумеется, не имело смысла. Рафт вытащил пистолет, с которым не расставался в джунглях. Мысль о пуле, всаженной в это дерзкое смеющееся лицо, доставила ему удовольствие.
— Нет, Брайан! — крикнул Мерридей и дернул вниз его руку.
— Но он удирает на нашей лодке!
— С ним Дэн Крэддок. Разве ты не заметил?
Рокот двигателя стал слабее и вскоре слился со звуком барабанов Жутаи. Рафт замер, пытаясь справиться с бессильной яростью.
— Все равно до утра мы ничего не сможем сделать, — выдавил он наконец. — Пошли назад.
— Он вернулся в свою страну и что-то забрал с собой, — произнесли рядом по-португальски.
Фонарь Рафта высветил лицо да Фонсеки. В одной руке он держал пилотку, а другой ощупывал шею, явно ища что-то. Глаза его были широко раскрыты.
— И что же он забрал? — спросил Мерридей.
— Мою душу, — просто сказал да Фонсека.
На мгновенье стало тихо, и за время этой паузы слова летчика дошли до всех с кошмарной ясностью.
— Она была в небольшом зеркальце, которое я носил на шее. Это он поместил ее туда и потому имел мощь, позволяющую ему… позволяющую… — слабый голос умолк.
— Позволяющую что? — хотел знать Рафт.
— Превращать людей в невольников, — прошептал да Фонсека. — Как он сделал это с вашим доктором.
— Крэддок! — Рафт почувствовал безумное облегчение, узнав, что валлиец ушел с Перейрой не по своей воле, что их не связывали какие-то таинственные темные дела. Сразу после этого его охватила злость на самого себя, за такое бездумное восприятие фантастических объяснений, к тому же, от несомненного безумца.
И все же это было хоть какое-то объяснение, тем более, что никакое другое не приходило в голову.
— Пустите меня, — попросил да Фонсека, пытаясь освободиться от удерживающих его рук. — Без души я не смогу здесь оставаться.
— Отведите его в палату, — распорядился Рафт. — Билл, приготовь укол. Адреналин.
Да Фонсека потерял сознание, как только его уложили на кушетку. Его сердце перестало биться. Прибежал Мерридей со шприцом. Угадав намерение Рафта, он приготовил длинную иглу.
Рафт сделал укол прямо в сердце и прижал к груди летчика стетоскоп, ожидая результата. Вскоре он заметил, как что-то изменилось, и вдруг понял, что именно.
Барабаны. Теперь они звучали громко, звонко, торжествующе. Их ритм напоминал биение чудовищного сердца — темного и огромного сердца джунглей.
Да Фонсека откликнулся на него. Рафт услышал слабое биение, идеально синхронизированное с ритмом барабанов Жутаи. Веки мужчины медленно поднялись, он глухо, но певуче заговорил:
— Теперь он возвращается… и врата Доирады открываются перед ним… Возвращается… к спящему Пламени. Невидимым путем, где демоны Паитити охраняют ворота Доирады…
Барабаны замолотили громче, и сердце летчика забилось сильнее. Голос его обрел силу.
— Солнце было фальшивым. А река текла медленно… слишком медленно. Там, подо льдом, был дьявол. Это был… был…
Он судорожно потянулся к горлу, хватая воздух, в глазах его засветилось безумие.
— Курупури! — крикнул он, и барабаны заглушили эхо его слов.
Потом да Фонсека умолк, и на все вокруг опустилась темная, густая тишина. Словно по сигналу, барабаны Жутаи прервали свой разговор, и летчик безжизненно повалился на кушетку.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
